Анна Ахматова — Мне ни к чему одические рати: Стих. “Мне ни к чему одические рати”
Анна Ахматова
ТАЙНЫ РЕМЕСЛА
1. Творчество
Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, -
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.
Осипу Мандельштаму
Я над ними склонюсь, как над чашей,
В них заветных заметок не счесть -
Окровавленной юности нашей
Это черная нежная весть.
Тем же воздухом, так же над бездной
Я дышала когда-то в ночи,
В той ночи и пустой и железной,
Где напрасно зови и кричи.
О, как пряно дыханье гвоздики,
Мне когда-то приснившейся там, -
Это кружатся Эвридики,
Бык Европу везет по волнам.
Это наши проносятся тени
Над Невой, над Невой, над Невой,
Это плещет Нева о ступени,
Это пропуск в бессмертие твой.
Это ключики от квартиры,
О которой теперь ни гугу...
Это голос таинственной лиры,
На загробном гостящей лугу.
Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим:
То, что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
У меня не выяснены счеты
С пламенем, и ветром, и водой...
Оттого-то мне мои дремоты
Вдруг такие распахнут ворота
И ведут за утренней звездой.
«Мне ни к чему одические рати…» - программное стихотворение Ахматовой . Его очень часто цитируют. При этом не только в работах, посвященных Анне Андреевне, но и в трудах, относящихся к другим литературным деятелям и поэзии вообще.
История создания
Стихотворение написано в 1940 году, включено в цикл «Тайны ремесла». Помимо него туда входят еще девять лирических произведений, каждое из которых посвящено теме поэта и поэзии. Стихотворение «Мне ни к чему одические рати…» впервые напечатал журнал «Звезда» в номере 3/4 за 1940 год. Период написания этого произведения – относительно светлое время в жизни Ахматовой. В конце 1939 года советская власть начала благоволить ей. Поэтессе поступило предложение о подготовке к печати книг для двух издательств. Кроме того, ее приняли в Союз писателей, опубликовали сборник «Из шести книг», стихотворения Анны Андреевны стали появляться в журналах «Звезда», «Ленинград» и «Литературный современник».
Лирический герой
В стихотворении «Мне не нужны одические рати…» лирический герой – поэт, рассуждающий на тему творчества. Он провозглашает отказ от написания произведений, имеющих к реальной жизни опосредованное отношение. Его не прельщает перспектива создавать оды и элегии. «Сор» обыденности – вот материал, из которого должны рождаться стихотворения. При этом в готовых произведениях нет места ничему лишнему, их отличает изысканная простота. Важный момент – от занятий творчеством лирический герой получает неподдельное удовольствие, о чем свидетельствуют последние строки. В них говорится, что стих звучит на радость не только читателю, но и самому поэту.
Тематика и сюжет
У стихотворения нет сюжета. В центре внимания – мысли лирического героя. Основная тема произведения – тема поэта и поэзии. Нередко стихотворение «Мне не нужны одические рати…» воспринимается как манифест Ахматовой. В первую очередь вторая его строфа, где говорится о растущей из сора лирике. В качестве главного источника вдохновения поэта здесь заявлена простая жизнь, природа. Чтобы в обыденности заметить поэзию, разглядеть красоту, необходим настоящий талант.
Некоторые исследователи склонны по-другому трактовать стихотворение Ахматовой. По их мнению, смысловая оригинальность произведения заключается в том, что с помощью него Анна Андреевна декларирует не возвращение к природе и не поиск вдохновения в повседневности, а предлагает обратиться к культуре. Например, литературовед Роман Тименчик указывает на то, что пассаж про «таинственную плесень на стене», - отсылка к Леонардо да Винчи. Итальянский гений эпохи Возрождения призывал рассматривать «стены, запачканные разными пятнами» с целью увидеть там «подобие различных пейзажей». Кроме того, другие исследователи находили в стихотворении «Мне не нужны одические рати…» отсылки к творчеству Пушкина и Кузмина.
Размер, рифмы и тропы
Стихотворение написано ямбом. Рифмовка использована перекрестная, рифмы встречаются как мужские, так и женские. В произведении много аллитераций на звонкие согласные. Среди них – «р», «з», «б». В числе остальных средств художественной выразительности – сравнения (стихи растут, словно лопухи и лебеда), метафоры («одические рати»), эпитеты (стих «нежен» и «задорен»). Благодаря выбранным тропам и отсутствию темных красок, стихотворение получилось ярким, светлым, жизнерадостным.
Литературное направление
В воспоминаниях Ахматова писала, что «в 1910 году явно обозначился кризис символизма». Из-за этого начинающим поэтам приходилось выбирать другие пути. Некоторые из них примыкали к футуристам, некоторые – к акмеистам. Анна Андреевна предпочла второй вариант. Акмеизм противопоставлял себя символизму. В качестве основных целей его создатели обозначали изображение предметного мира, использование ярких и точных слов, а также отчетливых образов. С течением времени Ахматовой стало тесно в акмеистических рамках. Ее лирика начала развиваться в русле русской классической поэзии. Так как стихотворение «Мне ни к чему одические рати…» - образец зрелого творчества Анны Андреевны, то ни к какому литературному направлению оно не относится.
- «Реквием», анализ поэмы Ахматовой
- «Мужество», анализ стихотворения Ахматовой
- «Сжала руки под темной вуалью...», анализ стихотворения Ахматовой
Как писать стихи? С одной стороны, предстает недосягаемое величие, с другой - непостижимая тайна. Мне казалось, что объяснить секрет поэтического творчества невозможно. Ни великий А.С. Пушкин, ни чувственный А.А. Фет не смогли раскрыть мне этой загадки. В свою мастерскую впустила лишь А.А. Ахматова, просто, как она умеет, рассказав о сложном умении творить «на радость вам и мне».
В стихотворении «Мне ни к чему одические рати», написанном в тысяча девятьсот сороковом году зрелым поэтом, создается удивительный образ ни на что не похожей ахматовской поэзии. Какова же она?
В самом начале поэтесса определяет жанровое своеобразие своей лирики:
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических страстей.
Ни бравурности од, ни туманности элегий не терпят стихи А.А. Ахматовой. Простота - вот правило ее поэзии, и еще в ней «все быть должно некстати», «не так, как у людей».
Поэзия не пересказ жизни, не документ, это ее отражение, эхо, которое способен озвучить не каждый. У А.А. Ахматовой есть такой дар. Голос поэтессы «звучит, задорен, нежен».
Анна Андреевна ни разу в стихотворении не говорит о гениальности, таланте, даже способностях. Она выполняет работу, хорошо зная и любя свое ремесло, недаром сборник так и называется - «Тайны ремесла».
В произведении есть невольное обращение к читателям, которое и становится той заветной дверью в святая святых мастера:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда...
А.А. Ахматова разрушает иллюзию о необычности, величии поэтического «материала». Он прост, но лишь единицы способны взрастить из «сора» стихи, только под их пером оживают Сердитый окрик, дегтя запах свежий, Таинственная плесень на стене...
Мир простых, обыденных, даже примитивных вещей становится красочным и прекрасным, а предметы - музами. Сама же поэтесса уже не ремесленник, она настоящий мастер.
Созданию образа поэзии способствуют употребленные здесь выразительные средства. Важная роль принадлежит сравнениям и олицетворениям, ведь поэзия должна жить. Стихи А.А. Ахматовой «растут», «не ведая стыда»,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
В последней строфе особое значение приобретают эпитеты («сердитый», «свежий», «таинственная»). Они как нельзя лучше характеризуют «материал» поэзии: «окрик», «плесень». Происходит движение от малого к большому: от запаха, звука, ощущения к созданию законченного произведения.
Лаконичность, подчеркнутая сдержанность стихотворения как бы утверждают важность темы. Отсутствие вычурности, строгость создаются благодаря своеобразию синтаксиса. Из пяти предложений стихотворения три - односоставные. Безличные предложения придают обобщенность сказанному, расширяют тему; назывные - делают произведение предметным. И те, и другие служат созданию картины творческого процесса. Все в нем просто и сложно одновременно, а результат должен радовать не только читателя, но и самого автора. Тогда это уже ремесло, это настоящее искусство.
Стихотворение «Мне ни к чему одические рати...», являясь центральным в сборнике «Тайны ремесла», подводит определенный итог всему ранее написанному по данной теме и в то же время служит отправной точкой для последующих творений.
Мне ни к чему одические рати.. – стихотворения из зрелой части творчества Ахматовой. Поэтесса включила данное произведение в цикл под названием Тайны ремесла, суть содержания которого, пожалуй, не следует разъяснять, оно соответствует своему названию. Анна Андреевна делится своими мыслями относительно творческого процесса, собственного положения в поэтическом мире и других аспектов.
Есть такое выражение о розах для которых требуется навоз чтобы вырасти. На самом деле в этом заключается не только биологический факт, но и довольно красивая метафора, которая применима ко многим феноменам этого мира, в том числе и к созданию стихов. Ведь художнику, как известно, нужно страдать, художнику нужно увидеть грязь, чтобы иметь возможность создать чистую красоту.
Об этом пишет и поэтесса «когда б вы знали, из какого сора», рассказывая о возникновении стихов, которые тоже появляются на почве совершенно непривлекательных феноменов. Тем не менее, стихи растут вопреки всему и «не ведая стыда», то есть в каком-то смысле они беспристрастны и настоящие стихи, по мнению Ахматовой, вероятно чужды таким чувствам как стыд, они появятся всегда также естественно как растения на земле.
В заключительной строчке поэтесса указывает на возможный вариант создания стиха. Существенного значения детали тут не имеют «окрик», «дегтя запах свежий» и расположившаяся на стене «таинственная плесень» - только часть мира, невольные детальки, из которых поэт складывает свою очередную мозаику. При этом поэт пользуется, так сказать, подручными средствами, то есть миром, который ему дан.
Как известно, бренный мир далек от идеала, во многих смыслах и художнику ничего не остается, кроме как пользоваться этой данностью, не задумываясь «из какого сора» он сочиняет очередное свидетельство красоты и гармонии. Хотя, если смотреть на слова самой Ахматовой, то она придерживается оригинального мнения, в буквальном смысле. Поэтесса считает нужным писать такие стихи, где все «не так, как у людей» и предлагает отказаться от каких-то закостенелых шаблонов и форм в пользу создания чего-то действительно ценного.
Вариант 2
В жизни любого творческого человека наступает момент, когда ему необходимо переосмыслить все свое творчество и ответить на вопрос “для чего и кого все это нужно”. Анна Ахматова не стала исключением, и тема назначения поэта и поэзии стала одной из центральных в ее творчестве. Доказательством этого служит создание целого сборника стихотворений на данную тематику “Тайны ремесла”. Эти стихи, создавались Ахматовой на протяжении многих лет. Некоторые из них были посвящены Музе и Мандельштаму, остальные же были написаны для простого читателя.
Стихотворение “Мне ни к чему одические рати” было написано в 1940 году. Впервые оно было опубликовано в этом же году в журнале “Звезда”. Этот период был очень удачным в жизни поэтессы. Советская власть разрешила ей опубликовать сборник “Из шести книг”. Вскоре Ахматову приняли в Союз писателей.
В стихотворении “Мне не нужны одические рати” поэтесса рассуждает о принципах, которым следует во время создания произведения. Она подчеркивает, что не нужно следовать общепринятым канонам, создание стихотворения лучше всего делать максимально естественно. Автору чужд высокий стиль, оды и элегии. Возможно, это связано с тем, что Ахматова желает подчеркнуть своеобразность женской поэзии, которой по ее мнению свойственна сильная чувствительность и отсутствие в речи заезженных фраз и оборотов. Также не менее важным для Ахматовой является возникновение стихотворения из повседневных вещей, которые она называет сором. Важно уделять большое внимание мелочам, и тогда результатом творения станет истинный шедевр, который принесет радость читателю. Стихи должны отражать внутренний мир автора, поэтому его жизнь должна быть насыщенной и духовно богатой.
Лирическим героем является сама поэтесса, которая рассуждает на тему своего творчества. Стихотворение написано ямбом. Рифмовка - перекрестная с сочетание мужской и женской рифмы. В стихотворении используется множество средств художественной выразительности: метафоры(одические рати, элегических затей), эпитеты(стих задорен, нежен), сравнения(как желтый одуванчик у забора, как лопухи и лебеда).
Анализ стихотворения Мне ни к чему одические рати по плану
Возможно вам будет интересно
- Анализ стихотворения Мать Некрасова
Детство поэта проходило в не лучших для ребенка условиях. Тирания со стороны отца доставляла много горя матери, видя все это, маленький Николай испытывал большую досаду и неловкость за то, что не в состоянии повлиять на атмосферу в семье и защитить мать.
«МНЕ НИ К ЧЕМУ ОДИЧЕСКИЕ РАТИ...»
(К тайнам ремесла Анны Ахматовой)
В других работах я уже писал о центральном для поэтики и жизнетворчества Ахматовой мотиве «силы через слабость». Особый аспект этого стратегического тропа -- его роль как ответа на характерную для двадцатого века ситуацию столкновения элитарной культуры с массовой. Парадоксальная ахматовская программа «элитарного коллективизма» успешно сочетала уникальность, исключительность, высоколобость с групповой атмосферой, размытостью индивидуальных границ и тиражированием. Тропологическая природа поэзии использовалась при этом по самой существенной, конститутивной линии: ахматовская риторика строилась на искусной двуликости текста, обращенного одной своей стороной -- сюжетной, эмоциональной, «простой» -- к массовому читателю, а другой -- утонченно литературной, (авто)цитатной, «герметической», -- к культурной элите.
Тайная непростота
В качестве наглядного примера текстовой работы властных стратегий рассмотрим следующий, вполне, казалось бы, невинный образчик ахматовской поэзии.
Это программное метапоэтическое стихотворение Ахматовой -- одно из самых знаменитых и цитируемых. Однако оно вовсе не так бесстыдно-просто и импровизационно, как кажется -- и хочет казаться.
Начать с того, что отмежевание от одичности-элегичности действительно звучит несколько «задорно» на фоне поэзии Ахматовой в целом, до краев наполненной дворцами, фонтанами, статуями и прочей имперской мишурой; изобилующей величаниями поэтических предков и современников, классическими фигурами и великолепными цитатами, многозначительными эпиграфами, пометами знаменательных дат и мест; да и написанной чем дальше, тем более чеканными размерами (Гаспаров 1993 ); одним словом, никак не ограничивающей свою творческую подпочву лопухами и плесенью на стене.
Собственно, уже отказный зачин Мне ни к чему ... -- вполне традиционен и особенно типичен для поэтической позы «незатейливой подлинности». Автор прокламирует отречение от условностей, но в самой декларации о никчемности затей слышится голос классика из классиков Пушкина, задающего амбивалентное отношение к их утрате:
Более того, Пушкин (применительно к которому, собственно, и было сформулировано понятие реалистического минус-приема; Лотман 1994 : 64, 72-73) обыгрывает ту же тему еще раз, причем акцентирует именно уходящую в литературную древность борьбу стилей:
В полном соответствии с тыняновской теорией литературной эволюции, принцип минус-затей указывает путь не только вперед, к реализму, но и назад, к классицизму.
В модернистском варианте, в частности у Ахматовой, сознательная переориентация с «высокой, но затхлой, литературности» на «низкую, но свежую, реальность» может восходить к Верлену (через ее признанного мэтра Анненского). Не исключено, что в последней строфе его «Artpoetique» (Эткинд : 478-479) следует искать и непосредственные корни растений и ароматов, призываемых на смену одическим ратям и элегическим затеям:
|
Que ton vers soit la bonne
aventure |
(Букв . Пусть твой стих будет нагаданной удачей, растрепавшейся на кусачем утреннем ветру, который несется, благоухая мятой и чабрецом... А все прочее -- литература.)
Но в таком случае ахматовские стихи растут не из природного сора, а именно из старательно отвергаемой «литературы». Пользуясь словарем соседнего стихотворения «Поэт», игриво обнажающего многие из затей ахматовской поэтики, можно сказать, что стихи подслушиваются не столько у леса и сосен, сколько из чьего-то веселого скерцо. Соответственно, вопрос о «неведании стыда» (= «взятии налево и направо без чувства вины») -- теряет свой чисто риторический характер.
Одним из литературных менторов Ахматовой был Михаил Кузмин, у которого она даже позаимствовала строфику «Поэмы без героя». Сложные счеты Ахматовой с Кузминым -- особая тема, но, несомненно, что «сора» и «стыда» в них было немало. Впрочем, как отмечали мемуаристы и исследователи, для Ахматовой было характерно очищать свои метапоэтические стихи от житейской накипи. Но такое очищение как раз и означает работу механизмов подавления и сублимации, подобных стратегиям отказа от литературных затей в пользу природных лопухов.
Итак, Кузмин. Не ведая стыда, Ахматова подслушивает у него вот эти строчки:
и выдает их за свои, казалось бы, целиком принадлежащие жизни лукавой:
Сходны: размер -- элегический (!) 5-ст. ямб с чередованием женских и мужских клаузул; открытая мужская рифма на -е; перечисление назывных конструкций; инверсия во втором члене (писем связка, встречи две -- дегтя запах ); мотив довольствования малым и случайным, ибо за ним все равно стоит большое; и в более широком плане -- несколько кокетливая эстетика стоического наслаждения отвергнутостью и страданием.
Иными словами, далеко не все в ахматовском стихотворении не так, как у людей, но лишь посвященным дано проникнуть в тайны поэтического ремесла. В частности -- в загадку плесени на стене. У Ахматовой
«за искусной имитацией бесхитростности [скрыта...] “непростота”, связан[ная] с предельной “окультуренностью” текста... [Ч]итатель, привычный только к декларативному, “прозаическому” уровню поэзии... может обмануться... [и] трактовать... популярную строфу из стихотворения “Мне ни к чему одические рати”... как апологию... возвращения к природе, хотя пафос строфы состоит именно в возвращении к культуре... и отсылает она к Леонардо да Винчи...: “Рассматривай стены, запачканные разными пятнами... ты можешь там увидеть подобие различных пейзажей...» (Леонардо да Винчи : 89)”. (Тименчик 1989а : 22)
Но и Леонардо дело не ограничивается. Тайные связи тянутся также к мотивам плесени и стены в стихотворении «Подвал памяти», написанном всего тремя днями ранее «Одических ратей» (18 января 1940 г.), а через него -- к роману того же Кузмина «Плавающие-путешествующие» (1915). Согласно фундаментальному исследованию темы «Ахматова и Кузмин» (Тименчик и др. 1978 : 227-228), последний появляется в «Подвале памяти» более или менее впрямую:
строчка От старости скончался тот проказник отсылает к «Ответному сонету» самого Кузмина (Но присмирел проказник в правых гневах ; Кузмин 1990 : 126);
строчки Сквозь эту плесень, этот чад и тлен Сверкнули два зеленых изумруда/ И кот мяукнул... -- к пассажу из кузминского романа, где упоминаются черная кошка и потухший камин (Кузмин 1985 : 30);
а поскольку спуск в подвал памяти ассоциирован со спуском в подвал «Бродячей собаки», постольку строчка Но я касаюсь живописи стен отсылает к посвященному этому кабаре раннему ахматовскому «Все мы бражники здесь, блудницы...» (1913; I: 97), в частности, к строчке: На стенах цветы и птицы.
Этот-то лабиринт аллюзий на собственные стихи, прозу Кузмина и поучения Леонардо и должна прикрыть собой таинственная плесень на стене -- в полном соответствии со стратегией «изысканной элитарности, маскирующейся под убогую эгалитарность».
В этой связи заслуживает внимания местоименная организация текста -- аспект поэзии грамматики, непосредственно ориентированный на социальную динамику дискурса. Стихотворение обрамлено перволичным мне , которое появляется под знаком отрицающего жеста (Мне ни к чему ), сопровождается несколько смягченной негативностью при вторичном проведении (По мне... все быть должно некстати ), а в финале дается уже в безоговорочно положительном ключе (На радость вам и мне ). Позитивной концовка является и в плане взаимоотношений лирической героини с внутритекстовым адресатом, который представлен местоимением 2-го л. мн. ч. (вам ), впервые введенным во второй строфе (Когда б вы знали ). Однако за кулисами бравурного поворота от мне ни к чему к вам и мне (подкрепленного фонетической перекличкой семантически контрастных ни... рати и на радость ) скрывается серьезная коллизия.
Местоимение «вы» появляется вслед за последним грамматически отрицательным оборотом (Не так, как у людей ) и потому почти впритык к упоминанию о третьем участнике метапоэтической дискуссии, обозначенном словом люди . Это неопределенно-личное существительное синонимично (особенно в составе данной идиомы) соответствующим местоимениям (типа кто-то, какие-то, некие ) и потому на правах законного члена встраивается в парадигму я -- вы -- они . При этом, на первый взгляд люди как бы не имеют с вы ничего общего: семантически это носители эстетики, чуждой лирическому «я», да, в конце концов, и читательскому «вы»; грамматически это существительное, а не местоимение; в плане коммуникативной организации -- некое третье лицо, а не адресат лирического обращения во втором (вы ). На самом же деле, и те, и другие суть «толпа», противостоящая поэту, с той разницей, что под уничижительной кличкой «людей» она подвергается эстетическому отлучению, а с помощью уважительно-общительного вы привлекается к эстетическому перевоспитанию. Фокус, однако, в том, что даже и вы допускаются лишь на элементарный – «природный» -- уровень ахматовской эстетики, тогда как «культурные» тайны ее ремесла остаются для них герметически недоступными.
Власть и стыд .
Тщательно замаскирован в тексте «Одических ратей» и характерный конфликт между установками на «слабость, покинутость, бедность, непритязательность» и одновременно на «силу, величавость, классичность, власть». Строчка По мне, в стихах все быть должно некстати выражает декларированную в ней любовь к поэтической нестандартности не только соответствующим выбором лексики (по мне; некстати ) и искусной инверсией (все быть должно вместо все должно быть ), но и своей бросающейся в глаза длиной, особенно по сравнению с «некстати» усеченной -- трехстопной и всего лишь двухударной -- следующей строкой (Тименчик 1975 : 213). Однако за этим неконвенциональным фасадом скрывается железная поэтическая дисциплина.
Прежде всего, своей перегруженностью третья строка отклоняется от принятых норм в сторону не только импровизационной анархии, но и идеальной -- классической, отменно длинной, «ломоносовской» -- полноударности. Перед нами, так сказать, элегический 5-ст. ямб с одическими ударениями на каждой стопе.
Еще интереснее, что «воля к власти и порядку» выражена в этой зацитированной в лоск строчке и впрямую, хотя и оставалась до сих пор не замеченной. Что, однако, значит спрятанное на видном месте слово должно , как не жесткую программу старательного отделывания небрежности? Впечатление, производимое лица необщим выраженьем авторской музы, Ахматова, в отличие от Баратынского, не пускает на самотек. В отличие от его ненавязчивых поражён бывает мельком свет и почтит небрежной похвалой , ее некстати вводится под конвоем категорического быть должно . В сущности, перед нами типичный ахматовский оксюморон, не уступающий таким уже хрестоматийным образцам, как Смотри, ей весело грустить, Такой нарядно обнаженной («Царскосельская статуя»; I: 160). Рукой мастера верленовская «растрепанность» с помощью соответствующих инструментов и косметики фиксируется в виде «естественной», якобы необщей , не как у людей , а на самом деле совершенной, волосок к волоску, «должной» прически.
«Железная» основа по видимости «хрупкой» ахматовской поэтики была впервые выявлена в давней статье Недоброво 1983 ). В качестве любопытного дополнительного свидетельства приведу высказывание представителя противоположного поэтического лагеря -- Маяковского:
«Поэт Симон Чиковани вспоминал, что... в Тифлисе в 1926 году в кругу грузинских поэтов... Маяковский... прочитал неожиданно “два стихотворения Анны Ахматовой... с редкой проникновенностью, с трепетным и вдохновенным к ним отношением. Все были удивлены... Я робко заметил:
Не думал, что ваш бархатный бас так подойдет к изысканным и хрупким строчкам Ахматовой.
Маяковский... деловым тоном ответил:
Существенно при этом, что, согласно Недоброво, художественным построением является «хрупкость» не только стиха, но и самих чувств, а точнее, поз, ахматовской героини. В прячущейся за плесенью, лопухами, и т. п. железности харизматической фигуры Ахматовой, «сильной» именно своей притворно кенотической «слабостью», и крылся тот реальный, постыдный и потому нуждавшийся в маскировке и сублимации «сор», из которого росли ее стихи; безобидной же лебеды, стесняться было бы, действительно, ни к чему.
Релевантность понятия «сор» для взглядов Ахматовой на конструирование биографии поэта видна из известных свидетельств современников, ср. ее указания П. Н. Лукницкому, занимавшемуся по ее поручению собиранием материалов к биографии Гумилева:
« - Вы... решили собрать все... Даже весь сор, какой примешивается к имени человека... Вы не должны забывать: эта биография, составляемая Вами, -- является, может быть, тягчайшим обвинительным актом... Вы должны разобраться в каждой мелочи, пройти сквозь весь этот сор... создавать подлинный облик Николая Степановича... Вот почему я боюсь Ваших “сводок”... Вы можете и сузить, и сделать ошибки...
Она поняла, что создание такой биографии -- это такое же произведение искусства. Что -- здесь такое же творчество, как и во всем остальном» (Лукницкий : 232-233)
А применительно к собственному образу та же установка Ахматовой засвидетельствована Н. Я. Мандельштам:
«Откуда-то с самых ранних лет у нее взялась мысль, что всякая ее оплошность будет учтена ее биографами. Она жила с оглядкой на собственную биографию... “Все в наших руках”, -- говорила она и: “Я, как литературовед, знаю”... [О]на желала канонического портрета без всей той нелепицы и дури, которые неизбежны в каждой жизни, а тем более в жизни поэта. Красивая, сдержанная, умная дама, да к тому же прекрасный поэт -- вот что придумала для себя А. А» (Мандельштам : 319).
Тем более выисканным и организованным, а не натуральным и произвольным, главное же -- не вдохновляюще желанным поэту, а хладнокровно отсеивааемым и пускаемым в глаза читателям, предстает при ближайшем рассмотрении эмблематический сор в рассматриваемом стихотворении. Подмена нешуточной подоплеки жизнетворчества кокетливо риторическим приятием сора составляла наиболее сокровенную тайну ахматовского ремесла.
Что касается лебеды , то и она возникает в стихотворении не столько из подзаборного сора, сколько из собственных стихов Ахматовой -- из ее очень ранней «Песенки» (1911; I: 75):
Этот знаменитый образ -- знаменитый, в частности, благодаря оригинальности использования декадентской поэтессой маски простой полольщицы -- стал одной из сигнатур Ахматовой, и, разумеется, проблема его «подлинности» вызывала напряженное любопытство.
«Я сказала ей, что из ее стихов видно -- она очень любит лебеду. -- Да, очень, очень, и крапиву, и лопухи. Это с детства. Когда я была маленькая, мы жили в Царском, в переулке, и там в канаве росли лопухи и лебеда. Я была маленькая, а они большие, широколистные, пахучие, нагретые солнцем, -- я так их с тех пор люблю» (Чуковская : 119).
Разговор происходит 20 июня 1940 года, то есть, спустя полгода после написания «Одических ратей» (и «Ивы», датированной 18 января 1940, со строчкой: Я лопухи любила и крапиву ; I: 239). Своей почтительной летописице Ахматова авторизующе скармливает предельно «органическую» -- жизненную, детскую, эмоциональную, природную -- историю создания лопухов и лебеды. Но будучи изощренной мастерицей поз, масок, оксюморонов и автоиронии, в другой аудитории она охотно разыгрывает сугубо литературную версию:
«В голодные годы Ахматова живала у Рыковых в Детском Селе. У них там был огород. В число обязанностей Натальи Викторовны входило заниматься его расчисткой -- полоть лебеду. Анна Андреевна как-то вызвалась помогать: “Только вы, Наташенька, покажите мне, какая она, эта лебеда”» (Гинзбург : 133; запись 1927 года).
Тут Ахматова представляется никогда в глаза не видавшей этой самой лебеды и, значит, почерпнувшей ее из чисто словесных парадигм, по всей вероятности, народно-песенных.
Точно так же и эпитет свежий, особенно в применении к чему-то едкому и душному, -- еще одна ахматовская сигнатура; ср. знаменитое
В свою очередь, к строчке Отчего всё у нас не так? из еще одного раннего стихотворения («Мы не умеем прощаться...»; 1917; I: 166), повидимому, восходит и программное Не так, как у людей (Тименчик 1975 : 213-214).
Вся эта автореминисцентная клавиатура работает опять-таки двояким образом. Механизм нарциссического припоминания демонстрирует внутреннюю силу и самодостаточность лирической героини, но тем самым, ввиду некоторой своей постыдности, взывает о сокрытии от непосвященных, которым и предлагается по-простецки радоваться лебеде и запаху дегтя.
Как литературность литературы, а тем более акмеистической поэзии, так и жизнетворческие установки (пост)символистов -- вещи хорошо известные. В общем виде осознана и возникающая на их пересечении опасность буквального прочтения и перенесения в житейскую практику эстетико-политических затей поэтов-магов и харизматических учителей жизни. Продолжая наслаждаться стихами и масками Блока и Маяковского, современный читатель более не воспринимает их как образцы для подражания -- делать бы жизнь с кого (Маяковский), освоив более «прохладный», «прогулочный» модус рецепции, предложенный А. Д. Синявским:
«Некоторые считают, что с Пушкиным можно жить. Не знаю, не пробовал. Гулять с ним можно» (Терц 1975 : 178).
У Ахматовой непроницаемая двойственность ориентации одновременно на сверхсерьезных магов Серебряного века и на безыдейного гения-протея Пушкина скрадывает настойчивость ее учительных претензий, отчего загадочность и авторитет ее фигуры лишь усиливается, а жизнетворческий образ обретает органическую слитность. Аналитическому разъятию этого нерасторжимого целого и посвящена статья.
ЛИТЕРАТУРА
Ахматова Анна 1967, 1968, 1983 . Сочинения. Тт. I, II. Мюнхен: Международное литературное содружество. Т. III. Париж: YMCA-Press.
Ахматова Анна 1989 . Поэма без героя/ Ред. Р. Д. Тименчик и В. Я. Мордерер. М.: МПИ.
АЧ 1992 -- Ахматовские чтения. Вып. 1: Царственное слово/ Ред. Н. В. Королева и С. А. Коваленко. М.: Наследие.
Баратынский Е. 1976 . Стихотворения. М.: Советская Россия.
ВАА 1991 -- Воспоминания об Анне Ахматовой/ Сост. В. Я. Виленкин и В. А. Черных. М.: Советский писатель.
Виленкин В. 1990. В сто первом зеркале. Изд 2-е. М.: Советский писатель.
Гаспаров 1997 . Стих Анны Ахматовой // Он же. Избранные труды. Т. 3. О стихе. М.: Языки русской культуры. С. 476-491.
Гинзбург Л. Я. 1989. Ахматова (Несколько страниц воспоминаний)// ВАА : 126-141.
Жолковский А. К. 1995. (Из материалов к жизнетворческой биографии Ахматовой)// Wiener Slawistischer Almanakh 36: 119-154.
Жолковский А. К. 1996. // «Звезда» 1996, 9: 211-227.
Жолковский А. К. 1997. (К теории пародии)// Inmemoriam. Сборник памяти Я.С.Лурье/ Ред. Н. Ботвинник и Е. Ванеева. СПб: Atheneum/Feniks, 1997. С. 383-394
Катанян, В. А. 1985. Маяковский: хроника жизни и деятельности. М.: Художественная литература.
Кацис Л. Ф. 1991. Заметки о стихотворении Анны Ахматовой «Маяковский в 1913 году»// «Russian Literature» 30: 317-336.
Келли 1994 -- Catriona Kelly. Anna Akhmatova (1889-1966)// A History of Russian Women"s Writing. 1820-1992. Oxford: ClarendonPress. P. 207-223.
Коваленко С. А. 1992. Ахматова и Маяковский// АЧ 1992 : 166-180.
Кузмин М. А. 1985 [ 1923]/ Плавающие-путешествующие. Роман.// Он же. Проза. Т. 5. Ред. В. Марков и Ф. Штольц. (Modern Russian Literature and Culture. Studies and Texts. Vol. 18). Berkeley: Berkeley Slavic Specialties. P. 5-277.
Кузмин М. 1990 . Избранные произведения. Л.: Художественная литература.
Леонардо да Винчи 1952 . Избранное. М.: Искусство.
Лотман Ю. М. 1980 . Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Пособие для учителя. Л.: Просвещение.
Лотман Ю. М. 1994 . Лекции по структуральной поэтике// Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа/ Сост. А. Д. Кошелев. М.: Гнозис. С. 17-263.
Лукницкий П. Н. 1991. Встречи с Анной Ахматовой. Том I. 1924-25 гг. Paris: YMCA-Press.
Максимов Д. Е. 1991. Об Анне Ахматовой, какой помню// ВАА : 96-125.
Мандельштам Н. Я. 1991. Из воспоминаний// ВАА : 299-325.
Мейлах М. Б. 1975. Об именах Ахматовой: I. Анна// Russian Literature 10/11: 33-57.
Найман А. Г. 1989. Рассказы о Анне Ахматовой. М.: Художественная литература.
Недоброво Н. В. 1983 . Анна Ахматова// Ахматова 1983 : 473-494.
Полтавцева Н. Г. 1992. Ахматова и культура «серебряного века» («вечные образы» культуры в творчестве Ахматовой)// АЧ 1992 : 41-58.
Пушкин А. С. 1937-1949 . Полное собрание сочинений в 16-ти томах. М.: АН СССР.
Роскина Наталия 1991. «Как будто прощаюсь снова...»// ВАА: 520-541.
Словарь 1961 -- Словарь языка Пушкина/ Отв. ред. В. В. Виноградов. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей. Т. 4.
Терц А. 1975. Прогулки с Пушкиным. London: Overseas Publications Interchange and Collins.
Терц 1988 . Что такое социалистический реализм. Париж: Синтаксис.
Тименчик Р. Д. 1975 . Автометаописание у Ахматовой// Russian Literature 10/11: 213-226.
Тименчик Р. Д. 1981. Храм премудрости Бога: стихотворение Анны Ахматовой «Широко распахнуты ворота...»// Slavica Hierosolymitana 5-6: 297-317.
Тименчик Р. Д. 1989а. После всего. Неакадемические заметки// «Литературное обозрение» 1989, 5: 22-26.
Тименчик Р. Д. 1989б. Заметки о «Поэме без героя»// Ахматова 1989 : 241-250.
Тименчик и др. 1978 -- R. D. Timencik, V. N. Toporov, T. V. Civ"jan. Achmatova i Kuzmin// Russian Literature 6 (3): 213-305.
Фарыно 1980 -- Jerzy Faryno. Тайны ремесла Hierosolymitana Ахматовой// Wiener Slawistischer Almanach 6: 17-75.
Чуковская Л. К. 1989 . Записки об Анне Ахматовой. Книга 1. 1938-1941. М.: Книга.
Эткинд Е. сост. 1969. Французские стихи в переводе русских поэтов XIX-XX вв. На французском и русском языках. М.: Прогресс.
