В россии каждый год умирает тысяча деревень. Западные сми показали миру вымирающие русские деревни

26.09.2019

Когда попадаешь на всякие коммунистические сайты довольно часто встречается всякие агитки. Одним из мифов является рассказ о страшных темпах деградации деревни. Конечно процесс урбанизации и укрупнения городов продолжается. Только пару дней назад в России появилось новый миллионный город Красноярск, вот вот через этот рубеж прешагнут Воронеж и Пермь. Но что пишут в агитках уму непостижимо. Такое впечатление кто соврет больше.

1. Вот первая цифра я как ее еще в 2009 году написал. Теперь много раз встречал
Заброшены 13 тысяч сел, а 47 тысячах осталось от одной до десяти семей,
2.. А вот другие цифры. Продолжается уродливая урбанизация. За 20 лет в РФ исчезли 42 тысячи населённых пунктов, из них более 60 бывших советских моногородов , ныне или совсем обезлюдевших, или сохранивших по несколько десятков стариков, которым некуда бежать
3. С 1990 года в России стало на 23 тысячи населенных пунктов меньше. Об этом 9 июня 2010 года заявил заместитель министра регионального развития Сергей Юрпалов.
Посмотрел кто такой этот Юрпалов. Оказывается Премьер-министр России Владимир Путин распорядился уволить Сергея Юрпалова и надо же 10 октября 2010 года, за то что работать не умел.

Решил я все же узнать правду и посмотреть сколько же было на самом деле ликвидированно деревень.
За время между переписями число городов и поселков городского типа уменьшилось на 554 и в сумме составляет (на 14 октября 2010 г.) 2386 городских населённых пунктов. Уменьшение произошло по следующим причинам: 413 поселков городского типа преобразованы в сельские населённые пункты, 127 — включены в черту других городских населённых пунктов, 14 — ликвидированы в связи с выездом жителей. Число сельских населённых пунктов уменьшилось на 2164 Вообшем потери при Путине довольно незначительны 2,2 тысячи населенных пунктов.
А что же было до Путина. Между переписями 1989 и 2002 годов общее число сельских населенных пунктов, по данным Росстата, увеличилось на 2367, или на 1,5%, но при этом в 13086 поселениях (8,4% от общего числа) на момент переписи 2002 года никто не проживал. При этом Росстат не пояснял, учитывались ли такие поселения в предыдущих переписях населения, однако число населенных пунктов, в которых проживает не более 5 человек, почти удвоилось за 1989-2002 годы (с 16925 до 32997, включая поселения в которых никто не проживал на момент переписи 2002 года). То есть моя первая оценка верная, а вот все остальные врут безбожно.
За 20 лет было уничтоженно порядка 15,5 тысяч деревень. Из которых при Путине всего 2,2 тысячи.
Конечно цифры нехорошие, но могут ли почитатели СССР обвинять в этом Путина. Посмотрим как обстояло дело с деревнями в СССР.

Распределение сельских населенных пунктов России по числу жителей, по данным переписей населения, тысяч населенных пунктов
Хрущев
Губительным для деревни было начавшееся в 1950-х годах сселение “неперспективных” деревень, ставшее реализацией высказанной Хрущевым еще при Сталине идеи об агрогородах в сельской местности. Идея была реанимирована на декабрьском (1959) пленуме ЦК, призвавшем разработать “схемы районных и внутрихозяйственных планировок”. В выпущенных в 1960 г. рекомендациях Академии строительства и архитектуры СССР говорилось: “Существующие населенные пункты колхозов и совхозов рекомендуется разделять на две группы — перспективные и неперспективные”. К концу государственной деятельности Хрущева в России исчезло 139 тыс. деревень (13 за день). Ну а в период между переписями 1959 и 1989 годов число сельских населенных пунктов сократилось почти вдвое - с 294059 до 152922 .

Сейчас сельских населенных пунктов, даже больше чем в РСФСР. 153 125. (действительно 15,5 тысяч из них нежилые) Конечно Путину трудно предотвратить исчезновение деревень с тремя бабками, вот только довели до такого состояния деревни именно в СССР. На диаграмме прекрасно видно какими бешенными темпами сокращалось количество деревень при коммунистах и кто загубил деревенскую Россию.

Как известно, наши самые любимые места для поиска монет и кладов — это старинные заброшенные деревни. Места, которые когда-то покинул человек и которые природа пытается вернуть обратно, стирая следы человеческой деятельности. Чем раньше покинул ее человек, тем менее заметны следы на местности. Наверное, каждый копатель бывал в заброшенных деревнях, но задавал ли он себе вопросы: Почему же исчезла эта деревня? Что заставило людей покинуть свои дома? Действительно, давайте же разберемся.

Начнем с самого старого. Деревни, исчезнувшие в до ПГМ-ую эпоху. В то время человек напрямую зависел от природы и ее ресурсов. Будь то вода, земля, и т. д. И вот к примеру в один «прекрасный» момент речка пересохла, или земля потеряла свое плодородие и перестала давать урожай. Тогда люди были вынуждены искать новое место для своего поселения. Исчезнувшие доПГМные деревни являются самым настоящим лакомым кусочком для кладоискателей, ведь там нет современного мусора и все, что попадется под катушку, будет относится к той эпохе. Будь то различная чешуя, предметы быта, украшения. Но найти такую деревню крайне сложно.
Деревни, исчезнувшие в период революции и гражданской войны. В то время на войну уходило все мужское население, следовательно костяк деревни просто напросто исчезал. Да и население деревень могли истреблять, а дома сжигать. В таких местах помимо монет возможны находки «Эха гражданской войны». Будь то сгнившие снаряды, оружие, осколки, гильзы, и т. д. Так что будьте аккуратнее. Найти такие населенные пункты можно только по царским картам.
Деревни, исчезнувшие в период ВОВ. Вот тут, как и в предыдущем варианте, может быть два варианта. Или деревня была покинута из-за всеобщей мобилизации населения, которое впоследствии не вернулось с войны или переехало жить в другое место. Или населенный пункт был уничтожен немецко-фашистскими захватчиками. В таких местах до сих пор лежит много взрывоопасных «сюрпризов».
Деревни, исчезнувшие в следствие процесса Хрущевского укрупнения деревень в 60-70-х годах прошлого века. Они составляют подавляющее число покинутых и забытых урочищ. Это когда в одну деревню сселяли население из других, близлежащих с целью увеличить население и слить маленькие колхозы в один крупный. Это те места, где копает основная масса копателей. Тут нам уже попадается и «советский» мусор: пробки бескозырки, алюминиевая проволока, и тому подобное. Но среди этого мусора попадаются интересные находки. Некоторые такие деревни уже могут быть отмечены на картах генерального штаба как урочища или с пометкой разв. или нежил. Лучше накладывать старую карту на генштаб. Ведь не все урочища были деревнями:)
Деревни, добровольно покинутые жителями. Молодежь стремится в город, а стареющее население остается дома, в деревне. Там же народ стареет и умирает, оставляя после себя никому ненужные дома, которые со временем рушатся. Классическая схема. Находки зависят от периода существования населенного пункта.
Деревни, доживающие свой век. Почти то же самое, что и предыдущий вариант. В них еще есть некоторой количество местных жителей, которых можно пересчитать по пальцам одной руки. Ну или куда на летний период приезжают дачники. В таких местах значительным преимуществом и помощью является как раз местное население. Стоит только пообщаться со старожилами и вы узнаете много полезной информации. В таких местах людям почти нескем разговаривать и, если вести себя прилично, они рады будут с вами наладить контакт. Местные могут поведать где находилась барская усадьба или деревня, отсутствующая на карте, показать старую часть свой деревни, и так далее и тому подобное.

Ну чтож, вроде все основное перечислил. Есть конечно и еще другие факторы, но это уже совсем другая история. Ищите и вам обязательно улыбнется удача. До встречи на полях!

Переходим к фоткам:

Все, что осталось от небольшой деревни после переселения в 60-х годах.

Некогда крупная и зажиточная деревня, но забытая и никому ненужная. Когда-то было огромное количество добротных каменных домов.

Тоже некогда крупная деревня. В ней была даже школа. Но и ее, как и другие соседние деревни, тоже сселили.

Тут была длинная улица траковой деревни. Была когда-то…

Последний вариант. В деревне еще имеется достаточное количество населения, но магазин уже закрылся и за хлебом народ вынужден ходить в соседний поселок за 3 км. На втором фото контора колхоза. Естественно тоже покинутая.

Все, что осталось от богатенькой деревни.

Развалины большого двухэтажного каменного дома. На втором же фото домовая яма, на краю которой растут березки.

В конце декабря 2016 г. на радио «СОЛЬ» в программе «Угол зрения» была поднята тема «Вымирание российской деревни: причины и последствия» . Поводом для программы стала недавняя публикация на сайте Центра экономических и политических реформ статьи под названием: «Россия — страна умирающих деревень».

Ведущие:
Александра Хворостова .

Эксперты:
Александр Мерзлов — президент Ассоциации самых красивых деревень России, директор Центра устойчивого развития сельских территорий МСХА им. Тимирязева;
Владимир Мукомель — доктор социологических наук, заведующий сектором изучения миграционных и интеграционных процессов Института социологии РАН;
Ирина Елисеева — член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник Социологического института РАН;
Глеб Тюрин — президент Института общественных и гуманитарных инициатив, СПб.

*******

Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. У микрофона Александра Хворостова . Тема сегодняшней программы звучит следующим образом: «Вымирание российской деревни: причины и последствия». Поводом для программы стала недавняя публикация на сайте Центра экономических и политических реформ статьи под названием: «Россия — страна умирающих деревень». В ней подробно, с данными из Росстата дается описание проблемы вымирания российских деревень и говорится, что эта проблема является одной из острых социально-экономических проблем современной России. Если прочитать достаточно подробный отчет, можно сделать некоторые выводы о том, почему идет депопуляризация деревни в России сегодня, каким образом идет отток населения из сельских поселений, из деревень. Но не сказано, что с этим делать и насколько это проблема. В этом ключе мы и построим сегодня нашу программу, спросим, насколько эта проблема широка, как она решается, нужно ли ее вообще решать. Если ссылаться на доклад «Россия — страна умирающих деревень», то можно сделать вывод, что в течение лет 7 в российских деревнях может не остаться ни одной больницы, примерно через 17−20 лет могут закрыться все сельские школы и поликлиники, число этих учреждений будет сокращаться и сокращаться и сокращаться. И именно ликвидация и школ, и больниц, и поликлиник становится одной из важнейших причин дальнейшего и еще больше оттока граждан, самое главное, трудоспособных граждан в города, в конгломераты и прекращения существования сел и деревень как таковых.

Прежде всего, мы поговорим с Александром Валерьевичем Мерзловым , президентом Ассоциации самых красивых деревень России, директором Центра устойчивого развития сельских территорий МСХА им. Тимирязева.

Александр Валерьевич, здравствуйте!

Александр Мерзлов : Здравствуйте.

Неужели настолько сейчас стоит проблема, ее называет ЦЭПР одной из самых значимых социально-экономических проблем, — вымирание деревни?

Александр Мерзлов : Безусловно. Эта проблема не нова. После перестройки, по разным оценкам, до 30 тысяч деревень исчезло, многие обезлюдели, и этот процесс продолжается, к сожалению, катастрофическими темпами.

Нужно ли и можно ли остановить этот процесс?

Александр Мерзлов : По нашему мнению, безусловно, это необходимо сделать. Но, к сожалению, современная аграрная политика этому не способствует. Поскольку темпы обезлюдения продолжают оставаться очень высокими, допустим, есть программа устойчивого развития сельских территорий. Но она в основном действует на те сельские населенные пункты, которые находятся рядом с крупными объектами агропромышленного комплекса. Большинство сельских территорий не охвачено этой программой, и темпы исчезновения деревень, их обезлюдения продолжают оставаться очень высокими.

То есть, по сути, это неизбежный процесс?

Александр Мерзлов : Нет, это зависит от типа аграрной политики. Если аграрная политика ориентирована на крупные агрохолдинги, если в центре ее интересов стоят не интересы сельского сообщества, а интересы крупного аграрного бизнеса, безусловно, это фактически американская модель, все будет оставаться так, как оно есть. Сельское хозяйство у нас развивается, надои растут, урожайность тоже, но при этом состояние социальной сферы продолжает ухудшаться. Можно сказать, что бизнес продолжает концентрироваться в сельской местности. Есть страны с более социально ориентированными моделями, допустим, та же Франция, где больший акцент сделан на поддержку мелких форм хозяйствования. И это приводит и к большему разнообразию сельхоз продукции, и к лучшему уходу за сельскими пейзажами, и дает очень большой косвенный эффект в виде привлекательных рабочих мест в самых разных сферах. Наша страна достаточно большая, и для того, чтобы заниматься агропромышленным комплексом, слава Богу, у нас есть огромные просторы, где занимайся — не хочу, имеется в виду крупное хозяйство. Но, по нашему мнению, в селитебных зонах, где живут люди, в зонах с повышенными рекреационными, культурными потенциалами необходимо развивать мелкие виды хозяйства, которые будут ориентированы на качественное питание, разнообразное питание, на развитие рекреационных, туристических потенциалов. И таким образом мы сможем эти модели реализовать.

А почему бы нам в России не перенять подобную модель от той же Франции? И можно ли нам это сделать?

Александр Мерзлов : Именно для этого в свое время наш Центр устойчивого развития сельских территорий разработал самую первую концепцию устойчивого развития сельских территорий России, которая, к сожалению, получила такой индустриальный уклон. Мы инициировали такой проект, Ассоциацию самых красивых деревень России. Как раз с помощью этого проекта мы и стараемся показать, что есть другой путь, тот, о котором я вам только что сказал. Мы хотим на примере наших кандидатов показать, что есть другие возможности развивать село за счет использования внутренних ресурсов, тех огромных культурных и природных потенциалов, которые до сих пор оказываются не задействованными.

И насколько эффективна работа Ассоциации?

Александр Мерзлов : Ассоциации нашей пока 2 с лишним года. У нас есть несколько членов и несколько десятков кандидатов. Работа очень интересная. Мы считаем, что это проблема очень большая, и она требует длительного периода для решения. На наш взгляд, мы на правильном пути. Мы уже многие вещи, которые хотели отработать, можно сказать, отработали. Во всяком случае, в тех деревнях, где мы сейчас работаем, значительно увеличивается приток туристов. А когда приезжают туристы, они, естественно, с собой привозят денежки. Местному населению сейчас надо научиться делать так, чтобы они эти деньги потратили. То есть предоставить им хорошую гастрономию, хороший ночлег, хорошие программы. Сейчас всем этим мы и занимаемся. Естественно, эту проблему одной кавалерийской атакой не решить. Это требует системного подхода, и мы в самом начале пути.

А в каких регионах действует программа вашей Ассоциации?

Александр Мерзлов : Ассоциация самых красивых деревень России является частью Федерации самых красивых деревень Земли. Там очень строгие критерии, прежде всего, по архитектуре, по пейзажу. И, к сожалению, в регионах, где развит агропромышленный комплекс, мы не можем найти себе членов, кандидатов, именно потому, что агропромышленный комплекс накладывает очень большой отпечаток. Он быстро превращает исторические сельские населенные пункты в агрогородки, он их обустраивает. Но, к сожалению, с этим обустройством, с этим сайдингом теряется самобытность, аутентичность этих сельских населенных пунктов, и они теряют интерес с точки зрения туриста. Поэтому мы сейчас сконцентрировали нашу деятельность у нас, к Ярославлю и на север, особенно много в Архангельской области, у нас есть очень интересное село Вятское, наш первый член. Карелия. Также мы нашли интересные старообрядческие села и деревни за Байкалом, у Бурятии. И мы надеемся, что еще много найдем на Кавказе и в республиках на Волге. Я повторюсь, мы только 2,5 года работаем. Мы некоммерческая организация, которая в основном работала на волонтерских началах. Мы не имеет финансирования, за исключением — недавно получили президентский грант фонда «Перспектива».

Насколько сами деревни идут с вами на контакт, на взаимодействие?

Александр Мерзлов : На нас могут выйти отдельные деревни. Везде, конечно, должна быть какая-то инициативная группа, поскольку мы никого к себе в Ассоциацию не зазываем, люди должны созреть. Более того, к заявке должен быть приложен протокол общего схода граждан, где они обсудили это решение о подаче заявки и проголосовали, большинство должно быть «за ». Где есть инициативные люди, там мы получаем заявки. Плюс несколько регионов на уровне своих региональных администраций также там помогают, мы с ними подписали соглашение, и они нам помогают находить такие вот деревни и немножечко расшевелить там инициативу. К сожалению, одной из проблем является очень низкий уровень инициативы. Это последствие советской власти. Вообще успех развития села будет во многом связан с развитием самоуправления, настоящего самоуправления. Подход «снизу вверх » в реализации проектов, подобных нашему, обязательно должен быть.

Понятно, что не во всех селах и деревнях есть костяк людей, которым небезразлична судьба деревень. Как бы повернуть такое мышление постсоветского отпечатка?

Александр Мерзлов : Здесь очень много что можно сделать. Во-первых, сами наши самые красивые деревни, если у них налаживается жизнь, они сами становятся ориентиром, неким маяком для других. Это очень важно. На государственном и региональном уровне надо, собственно, начинать с образовательных программ. Допустим, в аграрных вузах у нас нет целого спектра специальностей, которые ориентированы на комплексное развитие села. У нас есть животноводы, у нас есть агрономы, овощеводы, но совершенно нет специалистов, которые бы отвечали за комплексное развитие села, его культурных и природных потенциалов. И на это надо обращать большое внимание.

Кстати, как насчет вообще молодежи, которая уже выучилась, не обязательно на агронома или смежные профессии? Возвращается ли она в свои деревни или все-таки в города уезжает?

Александр Мерзлов : Сейчас наметился некий положительный тренд. Боюсь его спугнуть, но хочу сказать, что в самые тяжелые годы, постперестроечные, я знаю, что от 4% упало количество выпускников, которые работают по специальности. Мы в своем время — я тоже закончил аграрный вуз по специальности «экономист » — все обязательно отработали в колхозах, и ничуть об этом не жалеем. Сейчас такой системы нет, да и привязывать людей смысла нет, надо стимулировать. Но опыт других стран, допустим, европейских, показывает, что тенденция обратного оттока на село, так называемая рурализация, то есть процесс обратный урбанизации, имеет место. Во многих парижских университетах студенты аграрных вузов — это горожане, которые стремятся уехать в сельскую местность, поскольку качество жизни там лучше.

Чего, к сожалению, не скажешь о наших деревнях все-таки. Давайте, наверное, подведем некий итог всему вышесказанному. Как вам кажется, возможно ли возрождение деревни у нас в России сегодня?

Александр Мерзлов : Я считаю, что этот процесс обязательно должен произойти, потому что деревня — это колыбель нашей культуры. Россия — очень сельская страна. Без прошлого не будет будущего. Если деревня не возродится, делать какие-то планы, на мой взгляд, достаточно бессмысленно. Поэтому мы обязательно должны к этому прийти. Мы на своем месте и работаем именно над этим.

Огромное вам спасибо, что вам удалось с нами поговорить в прямом эфире.

Насколько возможно возродить деревню в России, о причинах и последствиях вымирания деревень мы поговорим с Владимиром Изявичем Мукомелем , доктором социологических наук, заведующим сектором изучения миграционных и интеграционных процессов Института социологии РАН.

Здравствуйте!

Владимир Мукомель : Добрый день.

Расскажите, действительно ли проблема широка, действительно ли есть вымирание деревень или зря, может быть, раздувают эту проблему? Зачем эта деревня нужна? Раньше, понятно, раньше село кормило города. А теперь-то что? Зачем нам сейчас деревни с вами?

Владимир Мукомель : Должен сказать, что у специалистов по урбанистике нет даже четкого определения, что такое город, что такое деревня. Мы интуитивно понимаем, что это абсолютно разные среды. Да, деревня как таковая вымирает в том смысле, что сокращается число сельских населенных пунктов, сокращается численность сельского населения. Но это живой организм, это естественный процесс. Обратите внимание, что сельские населенные пункты, которые расположены в урбанизированных территориях, пригороды крупных городов, в первую очередь, они не то что «живут », они «бурно цветут ». Хотя бы Новая Москва, вспомним, что было на ее территории еще 15-20 лет назад. И так повсеместно, потому что ближайшие населенные пункты к крупным городам, там меняется сфера занятости. Сельские жители являются по существу городскими, в том смысле, что они приезжают работать в город. Для них это все равно что пригород, спальное место. Вот эти населенные пункты прекрасно выживают. Умирают те населенные пункты, где слабая транспортная доступность, где сложно добраться до города, вообще сложно выбраться оттуда. Отсюда и целый ряд социальных проблем. Пожарная техника, медицинское обслуживание, бытовое обслуживание, торговля и т. д. Люди уезжают. И этот процесс начался не сегодня. Мы вспомним, что еще в 60-70-е годы речь шла о возрождении, исчезновении и т. д., потому что эти процессы идут уже много десятилетий. Хотелось бы еще заметить, что, с одной стороны, во включенных в городскую среду сельских населенных пунктах появляется новая жизнь из-за того, что появляются новые сферы занятости, и жители городов очень часто выезжают, предпочитают жить в ближайших пригородах. Идет процесс так называемой субурбанизации. И в России мы сталкиваемся с тем, что люди, имеющие возможности, предпочитают жить в ближайшем пригороде Москвы, а работать в Москве. Точно так же, как, если вы поедете в крупные города США, в меньшей степени это Европа, вы увидите, что центр города — это исключительно деловое место. А ночью лучше в даунтауне не появляться. Большинство, средний класс живет в пригородах. Я хочу сказать, что село — это та социальная среда, которая живая, постоянно идут процессы ее трансформации, изменения, одни населенные пункты умирают, другие появляются. Многие сельские населенные пункты по мере разрастания городов входят в городскую территорию. А отсюда идет их сокращение.

Так хорошо это или плохо — урбанизация? Может быть, это и неплохо, что люди приезжают в города переквалифицироваться, работать, у них есть рабочие места, в хорошем доступе все социальные сферы.

Владимир Мукомель : Дьявол скрывается в деталях. Для кого-то это хорошо, для кого-то это плохо. Если вспомнить 60−70-е годы, то тогда шел процесс какой? Молодые люди из села призывались в армию, возвращались в село или сразу из армии уезжали в города. Оставались невесты, которые тоже тянулись в город. Или наоборот, уезжали невесты в города, а в селе оставались только молодые люди. Важно, как люди себя чувствуют в сельской среде. Если она живая, если нормальный населенный пункт, близко от города, то пусть там живут 10 человек, но они могут решать все свои социальные проблемы и они будут удовлетворены. А если это крупный сельский населенный пункт в Тьмутаракани — что там делать? Только пить.

Значит, и хорошо, что вымирают деревни где-то там, на периферии, села, до которых не добраться?

Владимир Мукомель : Хорошего, конечно, мало.

Почему?

Владимир Мукомель : Для людей, которые там живут, это процесс очень болезненный. Потому что эти сельские населенные пункты стареют. Есть множество деревень, где остались только люди пожилого, преклонного возраста. Ясно, что эти сельские населенные пункты обречены на вымирание. Кому-то хорошо, кому-то плохо. Но этот процесс естественный. Я бы говорил не только об урбанизации, но и о субурбанизации, когда идет не массовый выезд горожан в село, но этот процесс идет. Мы знаем множество москвичей, которые имеют дачи за 100, за 200, за 300 км от Москвы. И это тоже новое явление, когда деревня возрождается за счет дачников. Это феномен. Дачники приезжают на несколько месяцев, на полгода. Но благодаря им воссоздается какая-то инфраструктура — дороги, им нужны дороги. Им нужно не только транспортное обслуживание, но и доступность медицинской помощи, торговые точки и т. д. Они могут иметь сезонный характер, но это в какой-то степени способствует возрождению этих сельских населенных пунктов.

Все-таки можно говорить о том, что в скорости, буквально лет 17−20−25 максимум, вымрет село и деревня полностью, уйдут с карты России?

Владимир Мукомель : Нет, это не вероятно. Ни в одной стране мира такого не бывает, потому что сельская жизнь имеет свои прелести, и люди всегда стремятся на природу. В каком виде мы будем иметь село в середине этого века, в конце, мы не знаем. Но очевидно, что это будет другое село. Но это все равно не будет городом с его небоскребами, с его обезличенностью, со многими проблемами, которые характерны для городов, особенно крупнейших. Есть множество людей, которые предпочитают малые населенные пункты. Вспомните хотя бы Ахматову, которая говорила о том, что жить на берегу моря. Не всем это удается. Но какой-нибудь маленький населенный пункт на побережье — я не сомневаюсь, что эти места, которые и сейчас очень дорого стоят, будут востребованы на памяти нашего и следующего поколений.

Огромное вам спасибо, Владимир Изявич, за то, что вы с нами пообщались в прямом эфире.

Мы продолжаем. В общем и целом, процесс депопулизации деревень, сел, сельских поселений, конечно, не является уникальным явлением, в мировом масштабе. Конечно, есть такие проблемы и на Западе, и на Востоке. О причинах и последствиях возможного вымирания деревень мы также поговорим с Ириной Ильиничной Елисеевой , членом-корреспондентом РАН, главным научным сотрудником Социологического института РАН.

Ирина Ильинична, здравствуйте.

Ирина Елисеева : Здравствуйте.

Ирина Ильинична, мы сегодня говорим о проблеме вымирания российской деревни, о том, что это одна из острых социально-экономических проблем в современной России. Как, по-вашему, насколько широка и глубока сегодня эта проблема? И стоит ли ее как-то решать, или пусть все идет своим чередом?

Ирина Елисеева : В первую очередь, тут нужно вмешиваться средствам массовой информации. Они имеют приоритетное значение для того, чтобы возбудить и общественный интерес, и интерес управленцев к проблеме деревни. Это проблема назрела, и она стоит очень остро. При нашей огромной территории, свыше 17 миллионов квадратных километров, нам нужно иметь достаточно равномерное население. А его у нас нет. Оно у нас, как мы знаем, стянуто в города, и огромная страна практически пустая, с огромными площадями, лесными угодьями и так далее. 26% сельского населения — это вроде бы большая цифра, но, в то же время, эта цифра невелика для нашей страны. А если мы сравниваем с нашими предыдущими показателями, мы видим, что Россия прошла стремительную траекторию от аграрной страны с, преимущественно, сельским населением к стране с урбанизированным населением, с одичавшими, запущенными лесными угодьями, водными ресурсами и так далее. Поэтому нам нужно сосредоточиться на селе, нам нужно обеспечить сельским жителям доступ к медицинской помощи, образованию. И это надо делать через государственные программы, через федеральные целевые программы, и через самоорганизацию. В приоритете должны быть, конечно, муниципальные органы власти. Они тоже должны активизироваться и проводить активную политику обеспечения сохранения инфраструктурных параметров на селе. Моя позиция такова.

И насколько это сегодня реально для России — сделать все на таком действительно высоком федеральном уровне, включать какие-то госпрограммы? Ведь какие-то госпрограммы уже есть.

Ирина Елисеева : У нас есть программы. Просто все «рассеяно ». У нас есть отдельная программа поддержки сельского хозяйства. Есть отдельная поддержка малого бизнеса. Просто у нас все «распылено ».

Опять же, есть программа поддержки молодых специалистов на селе?

Ирина Елисеева : Да, конечно, есть.

Почему же она не работает на том уровне, на каком бы хотелось?

Ирина Елисеева : У нас плохие целевые показатели. Там в числителе — занятость в соответствующей сфере услуг, допустим, в образовании, а в знаменателе — численность населения. В результате получается, что программа более эффективная, чем ниже этот показатель. То есть мы сами себе «подрубаем дерево ». Мы говорим, что чем меньше занято в этой сфере в расчете на численность населения, тем больше выполнено программ. Но это же нелепость. Я понимаю, что в каких-то пределах этот показатель варьируется. Конечно, должен быть какой-то оптимум. Но нельзя же так буквально трактовать эти количественные оценки. В результате программы поддержки села сокращаются, все это оптимизируется — как мы знаем, под флагом оптимизации убираются амбулаторно-фельдшерские пункты на селе, — закрывают школы, они укрупняются. К чему мы придем? К очередному этапу обезлюдения деревни. Мы уже столкнулись со сплошь и рядом заколоченными домами. Едешь: пустые, пустые, а ранее сильно населенные, жизнеспособные деревни. А что теперь: заколоченные дома, покосившиеся избушки. В конце концов, нам жить на этой земле, нам ее надо обустраивать.

Давайте сейчас представим совершенно ужасную картину. Все поселки и деревни закрылись. Как в таком случае быть? Как восстанавливать деревни в случае, когда все уедут. Я не говорю сейчас о тех населенных пунктах, которые находятся близ больших городов — им легче. А именно отрезанные деревни?

Ирина Елисеева : Знаете, была система потребкооперации, очень мобильная, с разветвленной сетью. Были автобусные лавки, они ездили, что-то продавали, что-то закупали — яблоки, груши, мясо, — у местных жителей. Потому что не каждый может довезти до рынка, не у каждого было соответствующее транспортное средство. Так что нужно восстанавливать эту сетевую структуру. Далее, по школам. Вы, наверное, читали: в «Новой газете» была очень интересная статья про мобильные школы, когда не учеников свозят в одну школу, а учителей развозят по школам, потому что предметников не хватает. Если общий учитель в начальных классах еще найдется, то предметники, которые должны вести химию, английский язык или биологию на хорошем, профессиональном уровне — их недостает. Поэтому один учитель обслуживает несколько школ, его вот так транспортируют. То есть надо искать гибкие пути вовлечения школы, детей, подростков в систему образования, культуры, находя такие формы, разнообразить эти формы. И не стесняться того, что ты — первопроходец. Ну, давай, придумывай что-то, надо выходить из положения, не бросать же людей.

Кстати, на сайте Центра экономических и политических реформ недавно опубликовали статью под названием «Россия — страна умирающих деревень», и там подробно сказано о причинах переселения людей в большие города и умирания деревни. И одной из острых проблем становится необеспеченность жилищно-коммунальными благами. У нас не все деревни газифицированы. Справится ли страна с этими проблемами жилищно-коммунальных благ?

Ирина Елисеева : С этими проблемами, я думаю, мы долго не справимся. Сейчас главная и острая проблема — это обеспечить сельским жителям услуги здравоохранения и образовательные услуги, чтобы люди имели доступ к образованию и медицинскому обслуживанию. Потому что человек должен выживать, должен жить. А коммунальные услуги — это, конечно, актуальный вопрос, он, безусловно, решается там, где поселение входит в систему агломерации или примыкает к нему. Отдаленные поселения, конечно, будут продолжать испытывать трудности и сложности. Думаю, что в ближайшее пятилетие эта проблема точно не решится. Эти сложные условия жизни предполагают, что у человека есть здоровье, есть интерес к жизни, человек должен развиваться. Поэтому, на мой взгляд, первостепенно — это проблема здравоохранения и образования.

А вот о такой проблеме еще хочу спросить. О проблеме оттока молодого поколения. Люди уезжают в большие города за тем, чтобы получить образование: высшее, среднеспециальное, и так далее. И многие не приезжают обратно. Чем заинтересовать молодежь?

Ирина Елисеева : Опять-таки развивать промыслы и занятия на земле: и строительство, и лесозаготовку, и деревообработку. То есть то, что связано с выращиванием, с культивацией земли и природных ресурсов. Кажется, что у нас еще очень мало таких рыбных, фермерских хозяйств и других видом деятельности. И все это во многом определяется активностью и целеустремленностью муниципалитетов. Все-таки муниципальные власти должны всегда более активно проявляться на местном уровне.

Если подводить итог всему вышесказанному, по вашему, идет ли умирание деревень, и это необратимый процесс, или не умрет деревня, и мы можем говорить о том, что в сельскую местность будут возвращаться люди, и мы поднимем село?

Ирина Елисеева : Тут противоречивые тенденции. Безусловно, идет и тенденция развития предпринимательства на селе, фермерских хозяйств. С другой стороны, идут нападки на те же фермерские хозяйства со стороны крупного бизнеса, агрохолдингов, отсутствует поддержка властей и прочее. То есть борьба тенденций, и в каждом конкретном случае побеждает та или иная тенденция. Но в целом, в нашей стране формируется неблагоприятная тенденция — это, можно сказать, процесс умирания деревни, который пока что продолжается. Но я надеюсь, что он должен остановиться. Люди должны обратиться к земле. Мы располагаем таким биологическим богатством, таким разнообразием ресурсов, что мы не можем их потерять. И среднешкольное образование, и высшее должно быть направлено на осознание того, что нужно повернуться лицом к природе, лицом к земле. В молодежь нужно вкладывать эту идею обустройства земли, что это позор для нации, когда земля пустует и не используется по назначению. С другой стороны, мы не можем быть «мичуриными ». Мы не можем говорить: «Все, что может дать природа, надо взять от нее », потому что мы должны бережно относиться к природе, стараться, чтобы природа давала нам возможность воспроизводить биосферу и сохранять абсорбирующий эффект. Профессор Клейст опубликовал в журнале «Вестник Российской академии наук» статью, в которой указал, что Россия — это легкие для всей планеты, что все эти болота, ручейки и леса имеют колоссальную роль в сохранении экологического равновесия. Поэтому сельские жители, которые знают каждый кустик, каждую ягодку, и заботливо относятся к своим условиям, должны как-то активно выступить, как активная сила. Такие люди есть, но их очень мало.

Огромное вам спасибо, Ирина Ильинична, за то, что вы сумели с нами пообщаться.

Мы продолжаем. Напоследок поговорим с Глебом Владимировичем Тюриным , президентом Института общественных и гуманитарных инициатив, Санкт-Петербург.

Глеб Владимирович, здравствуйте.

Глеб Владимирович : Здравствуйте.

Как, по-вашему, насколько сегодня актуальна проблема вымирания деревень? Как с этим можно бороться? И нужно ли, вообще, эту проблему решать и бороться с ней?

Глеб Владимирович : Ну, конечно, с этим нужно бороться, потому что не хочется даже представить, что случится, если российская деревня будет утрачена. Это будет означать, скорее всего, невозможность существования страны. Россия — это, в первую очередь, огромное пространство. И если мы на этих пространствах не сможем жить, и все соберемся в десяти мегаполисах, то сохранить страну просто не удастся. Чтобы что-то сделать, наверное, нужно много шагов, много различных решений, но, в первую очередь, сегодня нужно понять, как люди, которые живут в глубинке, могут зарабатывать. Должны быть представления о некой новой экономике. Я думаю, есть несколько ключевых вещей. Это экономика, образование, здравоохранение и некий новый образ жизни. Есть набор задач, которые, в принципе, решаемы, ответ на которые может быть найдет. И огромным подспорьем может быть то, что сейчас большинство уроженцев глубинки пытаются уехать в большие города, но уже начался встречный поток, когда люди из больших городов хотят уехать в деревню. Среди них огромное количество людей: молодых, толковых предприимчивых, имеющих отношение к каким-то небольшим бизнесам, желающих создать свой бизнес, которые хотят жить в экологичной среде, чтобы ребенок бегал босиком по траве, чтобы еда была настоящей. Я думаю, что сегодня необходима такая системная работа в каких-то районах, по крайне мере, в Центрально-Европейской части, на расстоянии несколько сотен километров от большого города. Нужно создать какие-то новые «пилотные » проекты возрождения глубинки, где людям интересно жить, где есть заработок, где в это включены местные жители. Я думаю, что это абсолютно реально.

Мы говорим, что это применимо к Центральной России, а вот, например, Северный федеральный округ, Уральский Федеральный округ, Дальневосточный федеральный округ — каким образом туда привлекать жителей?

Глеб Владимирович : Это та же самая история. Люди, которые сегодня уезжают из мегаполисов — среди них масса людей, которые едут в горный Алтай, в Алтайский край, в Иркутскую область, в Приморский край. То есть это явления, которые не только вокруг Москвы. Сегодня, конечно, большое количество людей, которые хотят переехать — это «москвичи », «петербуржцы », жители других мегаполисов. Но я думаю, что это универсальное явление. Самое главное, нужно соединить несколько факторов. Вот, есть губернатор, он хочет, чтобы это произошло, он готов создать где-то какие-то условия. Есть глава района, который хочет, чтобы на его территории это происходило. И есть несколько тысяч людей, которые хотят уехать, и нужно этим людям помочь понять, что они там будут делать. Когда они туда уже отправятся, окажется, что они совершенно не готовы, тогда некоторых ждет такой суровый урок, не все окажутся к этому готовы. И некоторые возвращаются, если говорить про горожан. Но постепенно, в России, этот процесс нарастает, он идет, и появляются интересные истории в разных регионах, появляется опыт. Я думаю, очень здорово, что сегодня об этом говорят на радио, что стали появляться телепередачи. Нужно как-то все это собрать. Потому что сейчас это по большей части проекты отдельных людей, героев-одиночек. А должна быть какая-то системная история, чтобы люди из Москвы, например, поехали куда-то, и кто-то должен сказать: «Давайте к нам, давайте у нас ». Год назад мы создали группу «Вконтакте», которая называется «Клуб „Развитие территорий“». Там сейчас уже 6,5 тысяч человек. Все эти люди, как я думаю, пришли с одной целью — их интересует жизнь в деревне. Они хотят уехать в деревню или в маленький город. И подавляющее большинство этих людей — это горожане, жители больших городов.

А это в основном молодежь или люди старшего возраста? Или нельзя проследить эту тенденцию?

Глеб Владимирович : Я думаю, что это люди разных возрастов. Думаю, что есть и пожилые люди. Понятно, что многие, выходя на пенсию, думают о домике в деревне. Это, например, люди, увольняющиеся в запас. Это люди, у которых есть дети, которые, пожив в городе, начинают понимать, что семья и мегаполис — это очень трудно.

Все-таки вы сейчас говорите о таких единичных случаях, когда пресытился цивилизацией, когда хочется чего-то своего. Но все-таки это не повсеместно сегодня. Нужно ли развивать эту любовь, скажем, к деревне у современного человека, у человека, который живет в городе? Или, в принципе, это не надо делать? Кто почувствует в себе силу, тот сам уедет. Или надо развивать и в жителях городов такую тягу к деревне, к коровкам?

Глеб Владимирович : Думаю, что особенно развивать не надо, потому что эта тяга просто гигантская. Вы посмотрите на поток машин каждую пятницу, начиная с обеда: миллионы людей едут к родникам, к своим грядкам, к своим садам, к чистому воздуху. Но это 6 соток, это дача. По поводу того, что это единичные случаи, это не единичные случаи, это миллионы людей. Есть уже исследования, показывающие, что в Москве живет несколько миллионов человек, которые уехали бы завтра, если было бы куда. Количество людей сокращается, в зависимости от того, будет ли этим людям оказана помощь, помогут ли им с работой, помогут ли им с жильем. Давайте скажем так, есть, мягко говоря, сотни тысяч людей, которые уехали бы завтра, сами, за свой счет, если бы они понимали, куда ехать. Но надо говорить не только об этих людях. Мы сейчас создаем проекты, которые учат людей переезду. Часть переехавших людей создает закрытый мир. Это называется «поселение », или «эко-поселение ». Есть обычная жизнь, а есть какие-то переехавшие из Москвы или из другого большого города. Мне кажется, что рациональнее было бы, если бы развивалась вся территория. Если бы не было такого острого разграничения. И люди, которые хотят уехать, например, в Тверскую область или в Тульскую или в Вологодскую, они бы помогали местному сообществу, его становлению, развитию каких-то производств. И постепенно их число увеличивалось бы, люди были бы востребованы, это было бы поддержано властью. Для того, чтобы деревня жила, она должна стать другой.

Правильно я вас понимаю, Глеб Владимирович, что необходимы какие-то комплексные программы на региональном уровне для привлечения людей в село и в деревни?

Глеб Владимирович : Да. И предварительное обучение, и согласовывание, выстраивание диалога, партнерств, если это люди переезжающие. Надо, чтобы не получилось так, чтобы кто-то приехал, а другие люди все сметут, то, что здесь было раньше. Надо чтобы сохранились традиции. Я сейчас только что приехал из Нижегородской области, я ездил по деревням: какие поразительные там есть красоты. Там до сих пор сохранились резные ставни на домах. Есть какая-то среда — и как он была в 19 веке, так она и осталась. Это очень важно сохранить. Люди включаются в это, но они сохраняют то, что здесь было раньше, они бережно относятся к местному фольклору, праздникам, традициям и так далее. Они становятся местными. Они включаются в местное сообщество. И тогда это очень результативно. И это не может быть усвоено крупной промышленностью. Должно быть множество маленьких производств. Чтобы Россия была богатой страной, должна быть ее провинция, она должна хорошо жить. Если этого не будет, на одной нефтяной отрасли страну содержать нельзя.

Глеб Владимирович, рамки нашей программы не позволяют нам с вами дольше пообщаться. Я благодарю вас за то, что вы сумели пообщаться с нами в прямом эфире. Спасибо вам, огромное. Всего доброго, до свидания.

Сергей Слепаков
Вымирание малых городов и деревень в России: «огораживание» XXI века?

Слепаков Сергей Семенович – д.э.н., профессор (г. Пятигорск)

«Где полегла в сорок третьем пехота…

Без толку, зазря,

Там по пороше гуляет охота…

Трубят егеря».

А. Галич. «Ошибка»

Общая характеристика положения дел в российской экономике, которая представлена мировому и российскому сообществам, выглядит относительно приемлемо. Экономика, развивающаяся на основе экспорта сырья и энергоносителей, масштабного импорта продовольствия, промышленных товаров, тем не менее демонстрирует относительно благополучную макроэкономическую динамику. Отчего же в российском обществе нарастают протестные настроения, недовольство и несогласие с принятым курсом?

Причин тому немало, но главной видится нарастание деструктивных тенденций, получивших развитие в экономике современной России. Речь идет о процессах, получивших начало в дореформенный период, набравших силу в ходе так называемой «рыночной» реформы и активно продвигаемых властью в современных условиях и на стратегическую перспективу. В условиях усиления внешних и внутренних вызовов и угроз промышленность, сельское хозяйство, наука, образование, здравоохранение, оборонно-промышленный комплекс и вооруженные силы России продолжали и продолжают разрушаться. При этом в национальных проектах темы возрождения разрушенных отраслей, преодоления деструктивных тенденций в социально-экономическом развитии, обеспечения безопасности в условиях нарастания техногенных катастроф, других внутренних и внешних вызовов и угроз - как главные направления модернизаций и инноваций не представлены. Политика реализации масштабных, амбициозных проектов при немедленном, безальтернативном закрытии всего, что не приносит быстрой прибыли и коррупционных доходов, в современной России, как и в 90-е, определяет развитие событий.

Представляет особый интерес выступление Д. А. Медведева 28 октября 2009 года на заседании комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики России, в котором было предложено, в целях формирования модернизационного потенциала, а также нового общественного консенсуса, исходящего из осознания необходимости перемен, проводить в России политику «нового огораживания» , разрушая социально-экономический полуаграрный уклад, заставляя рабочих искать новые места работы, в том числе за пределами городов и регионов постоянного проживания, т. е. поощряя их трудовую мобильность.

Пользу от «разрушения» уклада Д. А. Медведев видит в создании стимула к массовым перемещениям населения, которые потребуют развития инфраструктуры, в первую очередь - транспортной, что должно привести к росту инвестиционных программ, сокращению безработицы и повышению занятости. Президент РФ (на тот момент) был склонен считать, что впредь не следует искусственно защищать советское наследие в виде убыточных моногородов, крупных предприятий, решительно заявляя о необходимости сокращения неэффективных активов, перевода людей и ресурсов на использование в более конструктивном русле .

Совершенно очевидно, что под воздействием такого стимула население пришедших в упадок малых городов, поселков и деревень массово деградирует, наполняя собой мегаполисы и крупные города, которые и без того переполнены.По вопросу о такого рода возможности использования «людей и ресурсов в более конструктивном русле» отметим: единственным общим признаком «огораживания» в Англии и других странах Западной Европы в XV-XIX веках и процессов, происходящих в пореформенной России в 21 веке, являются нарастание депопуляции населения, его массового пауперизма.

В «деле» сокращения сел, деревень, городов и поселков Россия существенно преуспела. Как сообщает «Интерфакс», согласно заявлению заместителя министра регионального развития РФ Сергея Юрпалова (от 9 июня 2010 г.), с 1990 по 2010 год в России количество населенных пунктов сократилось на 23 тысячи. Бóльшую часть исчезнувших населенных пунктов - до 20000 - составляют села и деревни. Заместитель министра объяснил это урбанизацией, переездом сельского населения в города и формированием крупных городских агломераций. Однако урбанизация не является причиной массового исчезновения сел, деревень и поселков городского типа . По данным последней переписи населения (2010 г.), всего в России насчитывается 2386 городов и поселков городского типа - за восемь лет (с 2002 г.) их число сократилось на 554 населенных пункта (на 23,2%). Больше всего пострадали регионы, в которых расположены предприятия оборонно-промышленного комплекса, шахтерские и моногорода.

Количество сельских населенных пунктов уменьшилось на 2,2 тысячи. Эти изменения связаны в основном с ликвидацией сел в связи с отсутствием в них жителей, а также с объединением с другими селами или городами. Число сел и деревень без населения с 13 тысяч в 2002 году выросло до 19 тысяч в 2010 году (без малого в 1,5 раза). Больше всего населенных пунктов без жителей в Костромской, Тверской, Ярославской, Вологодской, Псковской, Кировской и Магаданской областях (свыше 20%) .

Вслед за президентом РФ, на Московском международном урбанистическом форуме 8 декабря 2011 г. министр экономического развития и торговли (на тот момент) Эльвира Набиуллина заявила о неэффективности и нецелесообразности бюджетной поддержки значительной части малых и средних российских городов в пользу развития мегаполисов. По мнению министра, «убывание городов небольшого размера является непреодолимой глобальной тенденцией», и «в перспективе нескольких десятков лет сохранить жизнеспособность всех этих образований будет проблематичным». Какие-то города, возможно, найдут свои ниши, диверсифицируют местное производство, станут конкурентоспособнее, а какие-то окончательно опустеют и зачахнут. «…Существуют заслуживающие внимания оценки, что сохранение любой ценой экономически неэффективных малых городов и препятствование перетоку трудоспособного населения в крупные города может стоить нам 2-3% экономического роста… Необходимо задуматься о способах достаточно быстрой модернизации городской среды крупнейших городов страны, или, по крайней мере, 12 «миллионников»» . Вряд ли министр вслед за президентом РФ транслировала подобные взгляды и подходы по своей личной инициативе, без ведома премьер-министра. Несомненно, речь шла об общей концепции развития, которую реализует исполнительная власть федерального уровня, а, следовательно, и остальные ветви власти в течение последних 20 и более лет.

Идею приоритетной роли мегаполисов поддержал и мэр Москвы С. С. Собянин, мотивируя это тем, что «большие города являются драйверами развития национальных экономик».

Главными причинами низкой эффективности малых городов (прежде всего, моногородов) и сельских районов России, как известно, служат прекращение либо существенное сокращение деятельности градообразующих предприятий, разрушение в них инфраструктуры и социальной сферы на фоне хронического недофинансирования в пореформенный период. Как инвестиции, так и бюджетные средства оседали (и оседают) преимущественно в столице и мегаполисах, не доходя до провинции. В этом главная причина преимуществ мегаполисов в сравнении с малыми городами. По данным МЭРТ, 20 крупнейших городов России создают половину всего ВВП страны. В этой статистике министру Э. Набиуллиной видится повод к последовательному прекращению государственной поддержки малых городов в пользу мегаполисов, иными словами, к последовательному уничтожению провинции. Такая политика - реальность: в 2010 году из 440 моногородов России господдержку получили лишь 35, в 2011 году - уже 15.

Эта позиция - принесение провинции в жертву мегаполисам, решение Центра об «уходе» из малых и средних городов, снятии ответственности за обеспечение условий их жизнедеятельности - грозит социальной катастрофой. Речь идет о перспективе иммиграции в ближайшие 20 лет из малых и средних городов в крупные, не располагающие возможностями трудоустройства, равно как и необходимой транспортной, коммунальной и социальной инфраструктурой, около 15-20 млн. человек . Иначе говоря, до 30% трудоспособного населения России уйдет на заработки (?). Сколько миллионов останется в хиреющих малых городах и селах в ожидании этих заработков - министр МЭРТ не сообщила.

Итоги Всероссийской переписи населения 2010 года демонстрируют главную тенденцию, проявляющуюся в двух параллельно идущих процессах: сокращении численности населения по сравнению с 2002 годом (когда была проведена предыдущая перепись) со 145,17 миллиона человек до 142,9 миллиона, то есть - официально - на два миллиона 260 тысяч человек (1,6 процента), главным образом по причине естественной убыли; концентрации жителей страны в крупнейших мегаполисах, в первую очередь в Москве, росте населения регионов Северного Кавказа, а также нефтедобывающих северных регионов - Ненецкого, Ханты-Мансийского, Ямало-Ненецкого автономных округов и Тюменской области в целом, на фоне сокращения численности населения в Центральной России, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке. Наибольшее сокращение численности населения произошло в Дальневосточном федеральном округе - на 6%, причем в Магаданской области, например, на 14,1 процента (это худший показатель среди всех субъектов РФ). Сократилось население всех федеральных округов, кроме Центрального и Северо-Кавказского. Причем в Центральном, преимущественно за счет миграции, выросло число жителей только в трех субъектах: в Белгородской области (на 1,4 процента), довольно заметно в Московской области (на 7,2 процента) и в Москве (на 10,9 процента). В Санкт-Петербурге прирост составил четыре процента, в Ленинградской области - 2,6 процента. Всего же, в сравнении с переписью 2002 года, численность населения сократилась в 63, а возросла лишь в 20 субъектах РФ. В поисках решения проблемы в Правительстве РФ и администрации Президента РФ разрабатываются различные проекты, в числе которых, например, замена 83 субъектов РФ 20 городскими агломерациями, с целью концентрации ограниченных ресурсов в ключевых точках, поскольку, как считают реформаторы-разработчики, развивать малые города бессмысленно. Однако при таких темпах сокращения численности населения его может не хватить даже для ограниченного числа агломераций.

Результатом разрушения реального сектора национальной экономики, сокращения населения, уничтожения провинции стало углубление межрегиональной социально-экономической дифференциации и превращение большей части регионов России в «экономическую пустыню» .

К числу регионов, «ушедших в отрыв» в своем социально-экономическом развитии, относятся: столичные (Москва, Московская область); нефтегазодобывающие; Липецкая и Белгородская области (за счет высоких темпов роста промышленного производства и устойчивой системы управления, которая привлекает инвесторов); отдельные северокавказские республики (Чечня, КБР, КЧР) за счет бюджетных дотаций - причем с нарастанием коррупции, криминализации, политической нестабильности; Санкт-Петербург и Ленинградская область. Остальные регионы в своем развитии существенно отстали, при этом проблеме выравнивания экономического положения регионов власти уделяют мало внимания. Но проблема даже не только и не столько в межрегиональной дифференциации. Существенно то, что в современной России граница дифференциации в гораздо большей степени пролегает даже не между регионами, а внутри каждого из них - между крупными, средними, малыми городами и сельскими районами и поселениями; а также в нарастании разрыва в уровне доходов, заработной платы между работниками разных отраслей, регионов, социальных групп.

Таким образом, не только модернизации, но даже первоначального накопления капитала на опустевших и обезлюдевших пространствах России не происходит. То, что накапливается, - не капитал (самовозрастающая стоимость). Под прикрытием продвижения пафосных проектов модернизации страна теряет население, освобождая от его присутствия прежде освоенные территории, тем самым - разрушаясь и сокращаясь изнутри. Мегаполисы же и другие крупные города, не располагающие необходимой инфраструктурой, рабочими местами, жильем, интенсивно переполняются избыточным населением, мигрирующим из «умирающей» провинции.

Сама идея альтернативы между столицей и мегаполисами, с одной стороны, и малыми и средними городами, сельскими поселениями, с другой, представленная Президентом и Правительством РФ, означает, что жизнедеятельность в стране будет обеспечена не для всего населения, а лишь для его отдельных представителей, некоторых «наиболее равных среди равных», присвоивших и контролирующих сырье, энергоносители, недра, а также производящих блага для удовлетворения потребностей этой группы. Прямой отказ исполнительной власти от восстановления разрушенной тяжелейшим, опустошительным кризисом 90-х годов российской провинции дает основания предполагать, что, если бы речь шла о разрушении городов и районов в результате военных действий, позиция власти бы была аналогичной.

При всем цинизме, позиция власти в этом случае рациональна и прагматична. Высвободившиеся территории позволяют сформировать новый рынок земельных ресурсов. Возможно, в этом президент РФ усмотрел аналогию с огораживанием. Разница лишь в том, что в XVII-XVIII веках в Англии в этом вопросе была ясность: освободившиеся общинные земли были превращены в пастбища - мануфактурам, позднее фабрикам требовалась шерсть для производства сукна. В России в XXI веке бизнес (способ первоначального накопления) попроще, чем в XVIII - опустошить (освободить) землю и, подкорректировав земельное право в части расширения возможностей преобразования земель сельскохозяйственного назначения, продавать их под застройку, охотничьи угодья, зоны отдыха и проч. Возможно, где-то существуют данные о том, кому, под какие проекты, в каких объемах реализуются освободившиеся земли, но широкой общественности это пока не известно.

Таким образом, алгоритм 90-х реализуется в новых условиях: после того, как производственные объекты были приватизированы, в значительной части - разорены и перепроданы, наступила очередь городов и сельских поселений разделить их участь. Без градообразующих предприятий и инфраструктуры населенные пункты не просто неэффективны (Д. Медведев, Э. Набиуллина), они нежизнеспособны, а их население - даже не «расходный» (человеческий капитал), а, по сути, «отработанный» материал. Как люди переживут эти «объективные» процессы, судя по всему, власть не волнует. «Спасение населения - дело рук самого населения!»

Сюжет новой интервенции Центра в провинцию прекрасно проясняет ту ситуацию, когда в России триллионы долларов вывозятся за рубеж, а десятки триллионов рублей инвестируются куда угодно, только не в развитие российских городов и сельских поселений. Средства имеются, но они принадлежат узкому кругу лиц, которые не намерены дарить свою частную собственность, рисковать ею. То, что средства нажиты по правилам первоначального накопления (читай «по понятиям»), никого не смущает.

Обратимся к механизму действия этой теории в реальной экономике. Момент социальности интересов населения (его социально-экономической адаптивности) сегодня в России реализуется через преодоление качественно новой формы дефицита (инновация!). Речь идет о дефиците жизненного пространства - территорий проживания, на которых сегодня и в стратегической перспективе существуют приемлемые условия воспроизводства жизнедеятельности населения (рабочие места, жилье, инфраструктура, безопасность, экология, рекреация и пр.).

Масштаб этого дефицита, как отмечалось выше, отражают перспективы иммиграции в ближайшие 20 лет из малых и средних в крупные города 15-20 млн. человек. Т.е. около 30% трудоспособного населения страны, отправившись из провинции в мегаполисы на заработки (?), предпримут попытку составить конкуренцию тем двум третям трудоспособного населения, которые в этих мегаполисах проживают. И, повторяю, сколько десятков миллионов останется в хиреющих городах и селах в ожидании этих заработков - министр экономического развития и торговли не сообщила. Общая численность граждан, обреченных на вымирание и лишения, также не обнародована. Однако демонстрируется решимость власти жертвовать жизнью и благополучием, не собственными - но десятков миллионов сограждан, во имя чуждой им идеи, которая к тому же внятно не сформулирована.

В мегаполисах обострилась проблема нарастания агрессии (даже не только конкуренции), проявляющаяся в конфликтах их жителей с мигрантами. Есть все основания полагать, что нарастающий в России дефицит жизненного пространства составляет значительно бóльшую угрозу для населения и государства, чем «дореформенный» тотальный дефицит товаров и услуг. Последний во второй половине 80-х гг. вызвал к жизни настроения, позиции, реакции, сформировавшиеся в устойчивые общественные убеждения в справедливости требований и борьбы за кардинальные экономические перемены.

Дефицит жизненного пространства , осознаваемый многомиллионной массой населения, сегодня способен сформировать протестные убеждения и вызвать к жизни социальные реакции такой силы, что ни шестимиллионной армией «силовиков», ни военно-полицейским бюджетом власть может не спастись.

Результат политики ухода государства от проблемы малых городов и сельских поселений, их массового уничтожения - относительно новое явление, для обозначения которого мыпредлагаем термин «девастация» (devastation - этимология: Происходит от лат. devastatio «разорение, опустошение», далее из devastare «разорять, опустошать», далее из de «из, от» + vastare «делать безлюдным, пустынным; разорять, опустошать», далее из vastus «пустынный, необитаемый», из праиндоевр. *eue- «оставлять» - ассоциируется с войной, невероятной разрухой и страданиями, которые несет с собой война; по-английски - согласно «Новому большому англо-русскому словарю» - опустошение, разорение; расхищение наследственного имущества душеприказчиком).

Власть, которая уверенно реализует стратегию продвижения страны от освоенных территорий - к возвращению «Великой степи», по сути, деструктивна. Проектный смысл происходящей в России модернизации не может быть сведен лишь к тому, чтобы «догнать» передовые страны, сократив разрыв с ними в технико-технологическом развитии. Она должна быть направлена на решение комплекса национальных проблем, то есть - быть подчинена общенациональному интересу, состоящему в реализации функции наиболее эффективного способа воспроизводства социально-экономической жизнедеятельности .Устойчивые, нарастающие тенденции сокращения численности населения, отраслей материального производства и социальной сферы, городов и сельских поселений убеждают в необходимости корректировки курса модернизации, который находится в остром противоречии с общенациональным интересом.

Следует ли считать прекращение государственной поддержки (по сути, уничтожение) экономически неэффективных городов и поселений, их градообразующих предприятий и инфраструктуры необходимым моментом модернизации национальной экономики?

Нигде в цивилизованном мире мы не увидим столь циничного и варварского отношения власти к освоенным национальным территориям. Обратимся к мнениям авторитетов градостроительства. Так, заслуживает внимания точка зрения на перспективы развития современных городов испанского архитектора, советника комиссии по инфраструктуре и урбанизации Барселоны, профессора Хосе Асебильо, превратившего ее к Олимпиаде 1992 года в один из наиболее крупных и комфортных европейских городов: «К 2030-му году примерно 70 процентов населения мира будут жить в городах, а к середине этого века в них обоснуются уже 80 процентов жителей Земли. Поэтому «здоровье» планеты будет зависеть от здоровья городов. Проблема городской жизни и определение оптимального размера города всегда являлись ключевыми проблемами истории. В конце ХХ века многие спекулировали (выделено мной - С.С.)на идее о том, что оптимальным может быть только очень большой город. Посмотрите на Китай. 400 миллионов жителей переселились из деревни в город. Но у них нет 400 городов по миллиону жителей, нет и 20 городов по 20 миллионов.

Я считаю, что идею города-гиганта нельзя признать правильной. В своем исследовании мы показали, что города разных размеров, - такие, например, как Милан, Барселона и Лугано, - имеют примерно одинаковые параметры урбанистической эффективности. Возьмем Цюрих. Там проживают 350 тысяч жителей, при этом город контролирует финансы всей Западной Европы. Сингапур. Там три с лишним миллиона горожан. По азиатским меркам это мало. Но в городе сосредоточены не только финансы, но и научно-исследовательская деятельность и логистика всего Востока.

Поэтому я думаю, что наиболее эффективными могут быть именно средние города, а не мегаполисы. Таким образом, мы приходим к идее создания современной городской системы, которая предусматривает синергию между несколькими малыми и средними городами, с наличием нескольких полицентричных конгломератов» .

Отметим, что профессор Хосе Асебильо достиг (в отличие от упомянутых выше российских представителей власти) выдающихся успехов в градостроительстве, общепризнанных мировым сообществом.

Но дело не только во мнениях, высказываемых авторитетами. Очевидно, что девастация сельских поселений, малых и средних городов не может быть признана способом решения проблем данных образований (никто не использует гильотину как средство от головной боли). Путь девастации городов и сельских поселений пренебрегает затратами (часто многовековыми) на освоение территорий, причем не только финансовыми, но и затратами крови и пота, результатами творческих усилий, расположенными в провинции объектами истории и культуры, обычаями и традициями местного населения, наконец, страданиями миллионов людей, вынужденных покидать города, сельские поселения, мигрируя с детьми и стариками в мегаполисы, где их никто не ждет, нет ни работы, ни даже минимума необходимых для жизни социальных благ.

За вывеской (симулякром) рыночного фундаментализма и (весьма относительно) благополучной макроэкономической статистики в России скрыты процессы девастации, по своим масштабам, как отмечалось, сопоставимые с результатами полномасштабной войны. Если бы, спасаясь от кризисов, страны шли по пути девастации, не стало бы ни кризисов, ни рецессий - по причине девастации самих этих стран. Поэтому при допущении возможности абсурдного выбора между кризисом и девастацией - кризис однозначно предпочтительнее. Власть же, по умолчанию выбравшая девастацию, достойна места первого же ее объекта: «капитан-разрушитель должен первым оставить судно, как главный источник опасности».

Девастация, в отличие от кризиса, не есть фаза воспроизводственного цикла. Ликвидация города посредством вывода его из состояния нерентабельности, неконкурентоспособности через дистрофию институтов развития в состояние девастации, разрушения и опустошения территории подобна борьбе с бедностью методом физического истребления бедняков. Прохождение точки необратимости потерь означает ликвидацию на территории условий продолжения хозяйственной жизнедеятельности, вывод города (поселения) из современного хозяйственного процесса.

Преодоление неэффективности малых и средних городов, сельских поселений методом «нет города - нет проблемы», движение страны по самоедскому пути дискриминации провинции с ее последующим истреблением, превращения России в «Московию» есть аномалия, «черная дыра», поглощающая национальное хозяйство.

Рассуждать в позитивном ключе о роли девастации в хозяйстве современной России было бы нелепо. Однако вполне уместно обратиться к основам конструктивного подхода к решению проблемы.

Не существует хозяйственных систем, развивающихся без потерь. Однако потери закономерны, во-1-х, если речь идет о физически и морально изношенных объектах, и, во-2-х, при стратегическом обеспечении их модернизационной компенсации, воспроизводстве необходимых условий социально-экономического развития территорий. Антитезой девастации должна выступить регенерация хозяйственного развития социально-экономического организма.

« Регенер а ция (от позднелат. regeneratio - возрождение, возобновление) в биологии, восстановление организмом утраченных или поврежденных органов и тканей, а также восстановление целого организма из его части. Регенерация наблюдается в естественных условиях, а также может быть вызвана экспериментально» . «Восстановление, возобновление, возмещение чего-нибудь в процессе развития, деятельности, обработки» .Термин «регенерация» широко используется в медицине, биологии, в технических науках.

В хозяйственной жизни практика использования данного термина и, соответственно, подхода отсутствует, но в свете современных реалий и обстоятельств, учение о регенерации (восстановлении, возобновлении, возмещении) условий хозяйственной жизнедеятельности не просто имеет право на существование. Оно должно составлять одну из основ развития современной науки и хозяйственной практики, в силу чего нуждается в полномасштабной разработке.

2011-12-09. Анастасия Башкатова. Урбанистические инициативы Эльвиры Набиуллиной. На переселение жителей неперспективных городов у казны не хватит денег. http://www.ng.ru/economics/2011-12-09/1_nabiullina.html

28.10.2011. Костенкова О. Большинство российских регионов превратились в «экономическую пустыню». http://www.finam.ru/analysis/forecasts0125D/

Проблема вымирания российской деревни является одной из острых социально-экономических проблем современной России. Центр экономических и политических реформ изучил этот вопрос, опираясь на статистические данные, результаты социологических исследований, а также работы исследователей-демографов. Мы попытались ответить на вопрос: как и почему происходит вымирание российских деревень?

В течение последних 15-20 лет постоянно уменьшается численность сельского населения – как за счет естественной убыли населения (смертность превышает рождаемость), так и за счет миграционного оттока. Процесс депопуляции сельских территорий настолько активен, что постоянно увеличивается число заброшенных деревень, а также количество сельских населенных пунктов с небольшим числом жителей. В некоторых субъектах РФ доля обезлюдивших деревень превысила 20% – в основном, в регионах Центральной России и Севера. Только в период между переписями населения 2002 и 2010 годов число обезлюдивших деревень выросло более чем на 6 тысяч. В более чем половине всех сельских населенных пунктов проживают от 1 до 100 человек.

При этом процесс депопуляции в территориальном разрезе идет неравномерно. Происходит концентрация сельского населения вокруг отдельных «очагов» при одновременном расширении областей депрессивных сельских территорий, для которых характерна постоянная депопуляция.

Основные причины уменьшения численности сельского населения лежат сугубо в социально-экономической плоскости. Прежде всего, для сельских населенных пунктов характерен более низкий уровень жизни и сравнительно высокий уровень безработицы, в том числе застойной. Активная часть трудоспособного населения уезжает в города, что в свою очередь способствует дальнейшему социально-экономическому застою, деградации и депопуляции сельских территорий. Другая проблема, являющаяся одной из причин оттока сельского населения из страны, – более низкое качество жизни сельского населения из-за невысокой доступности объектов социальной инфраструктуры (образовательной, медицинской, досуговой, транспортной) и основных услуг (прежде всего, государственных и муниципальных услуг), а также жилищных условий и недостаточной обеспеченности жилищно-коммунальными благами.

В частности, выявлено, что за последние 20 лет сельские населенные пункты не только не нарастили, но и в значительной степени утратили социальную инфраструктуру из-за процессов «оптимизации», которая особенно сильно затронула именно сельские территории. За последние 15-20 лет количество сельских школ уменьшилось примерно в 1,7 раз, больничных организаций – в 4 раза, амбулаторно-поликлинических учреждений – в 2,7 раз.

Процесс депопуляции сельских территорий не является уникальным российским явлением, он во многом схож с аналогичными процессами в других странах. При этом процессы депопуляции и опустения сельских территорий идут в России по сравнительно негативному сценарию, связанному с гиперконцентрацией населения в столице и крупных городах и более характерному для стран Азии и Латинской Америки.

Сегодня отдельные меры по сдерживанию депопуляции сельских территорий в России предусмотрены на уровне государственных программ. Однако следует признать, что общее направление государственной политики ведет к концентрации финансов, рабочих мест и, как следствие, населения, в столице и других крупных городах. Попытки сохранения численности сельского населения и стимулирования миграции населения в сельскую местность не работают, поскольку точечные меры проваливаются из-за фактического отсутствия условий для развития сельских территорий.

С подробными результатами проведенного исследования можно ознакомиться .